БОТАНИКА

Ю.А. КРУТОГОРОВ

Окончание. См. No 16, 18, 19, 20/2000

Рассказы о деревьях

Но вот ты взбежал на пригорок, огляделся. Какие чистые, удивительные краски! Словно выражая протест против черни, заросли хотят напомнить, что в природе есть и другие, куда более яркие тона. Живой таежный гербарий: борец северный, дудник лесной, татарник разнолистный, скерда сибирская, а чуть пониже яснотка, репешок, синюха, горошек лесной, воронец черный, воронец красный, чистец, герань, черемша.
Вот какие опушки может выткать сибирская чернь!
Но тайга не сразу и не всякому открывает свои заповедные уголки, бывает, такие чащобы и буреломы приходится преодолеть, что свету белому уже не рад.
Но сибирская чернь только с первого взгляда такая мрачная. А углубишься чуть далее от дороги – будешь награжден нечасто встречающимися видами.
И еще я не знаю другого леса, который бы так бескорыстно и щедро одаривал человека. Черновой лес – настоящая аптека, лесная аптека. Здесь шиповника много, а плоды его недаром окрестили «витаминным рекордсменом». Из шишечек хмеля можно делать дрожжи. А жимолость, а калина! Растение по имени княжик от корешка до кончика стебелька – лечебное сырье.
Из тонны пихтовой лапки можно изготовить до сорока килограммов ценнейшего масла. Из желваков коры пихты добывают бальзам, ароматную смолу, из которой получают самые разные лекарства. Я уже не говорю о том, что только пихтовый бальзам пригоден для склеивания стеклянных линз, с помощью которых в микроскопах можно наблюдать мельчайшие частицы, а в телескопах – самые далекие звезды. Такой это чистейший, прозрачнейший состав – бальзам пихты.
А охотникам в сибирской черни – раздолье! Марал, кабарга, соболь, белка, колонок, горностай, рябчик, глухарь...
Я вспомнил старую поговорку: «Из черни вышел да пообчистился». Вот и в сибирской черни побывать – точно надышаться чистым целебным воздухом.
Мне всегда интересно узнавать о таких подробностях. Где бы, однако, пихта ни обитала, куда бы ни закинула ее судьба – на побережье Охотского моря, в горы, на равнины, в сибирские урочища, – пихта непременно сохранит свою замечательную особенность. Знаете какую? Спелая шишка на ней сидит вертикально. Прямостойкость и такая независимая поза шишки и придает пихте особый «почерк» при рассеивании семян. В самом деле, как у нее семена из материнской колыбельки вылетают? Они что, вверх взлетают, словно летчик при катапультировании? Про еловую шишку, которая вниз свешивается сережкой, все понятно. Едва придет пора, солнце раскроет ее чешуйки – семена влет.
Пихта себя сеет иначе. Как бы широко чешуйки ни раскрывались, семенной «дождик» не прольется – клювики шишки наверх глядят. И вот тут природа очень мудро распорядилась. В конце августа – начале сентября (зрелище совершенно завораживающее!) чешуйки шишки начинают одна за другой отваливаться от стерженька. Вот и высвободились семена из плена! На ветвях же остаются не пустые шишки, как у других хвойных, а голые, раздетые до основания стерженьки, острые на конце, как гвозди.
Примерно сорок пять видов в мощном роду пихты. Все они достаточно полно изучены ботаниками. И все же мне хочется рассказать об одном виде, который лично для меня хранит некую географическую тайну. В некотором роде – это уникальный вид. Он прописан только на Камчатке, да и то не по всему полуострову – вид этот как бы обособился от лесов и разместился на небольшой площади (около 20 га) у юго-западной дельты реки Семячик. Словом, крошечный зеленый островок на полуострове. Хотя роща, о которой я веду речь, известна с давних времен, но она до сих пор волнует воображение ботаников и, как ни странно, географов. Вы сейчас поймете почему.
Во второй половине XVIII в. известный путешественник Степан Петрович Крашенинников в своей книге «Описание земли Камчатки» сообщал: «...по низменным холмам растет малое число пихтовника, которого деревьев больше нигде не примечено. Оный лес у камчадалов как заповедный хранится, так что никто из них не токмо рубить его, но и прикоснуться не смеет, ибо уверены они преданьем стариков своих, что всяк, кто б ни дерзнул им прикоснуться, бедственной смертью скончается...»
Из этих строк рождается этакий жуткий, околдованный злыми чарами лес.
С тех пор ученых заинтересовали, конечно, не суеверия, распространенные среди местных жителей, но сама природа пихтовой рощи, история ее возникновения. Знали: она труднодоступна. Удивлялись: хвойный обособленный уголок среди сплошных березняков. Предпринимались попытки проникнуть сюда, да останавливались на полпути. Даже в конце прошлого века, по выражению русского географа Ю.М. Шокальского, Камчатка представляла собой «другую планету»: так много тут было неизведанного. Много вопросов, в том числе и ботанического свойства, требовали ответа.
И вот тут я хочу сказать о замечательном нашем ученом, одном из первых президентов Академии наук нашей страны Владимире Леонтьевиче Комарове. В 1908 г., будучи приват-доцентом Петербургского университета по кафедре ботаники, он совершил путешествие на самый дальний полуостров России. Комаров уже до того исколесил тысячи километров в поисках новых растений – изучал флору горных районов в верхнем течении реки Зеравшан, Маньчжурии, Кореи. В своей капитальной книге «Флора Маньчжурии» он подробно описал 1682 вида растений, из них 84 – впервые. За эти свои труды Владимир Леонтьевич был удостоен высокой награды – медали имени Пржевальского. Впоследствии, уже в советское время, под его руководством вышла настоящая ботаническая энциклопедия – «Флора СССР», в двадцати четырех томах.
Но это еще будет не скоро. А пока молодой ученый скромно писал в своем блокноте: «Мое путешествие по Камчатке совершенно не задается целью дать сколько-нибудь исчерпывающий трактат об этой стране. Это просто бесхитростный рассказ об увиденном и услышанном».
Нет, Владимир Леонтьевич Комаров явно недооценивал свои камчатские наблюдения. Здесь он впервые описал, а если точнее – открыл более семидесяти новых растительных видов, в том числе и нашу пихту. Он назвал ее грациозной, изящной.
Трудно и долго добирался Владимир Леонтьевич до «пихтовника, которого больше нигде не примечено». Вот как он описывает этот путь в своей книге «Флора полуострова Камчатки»: «Мы пошли далее по песку под стеной Тополиных гор и шли, держась границы прибойных волн. За концом обрыва справа потянулась широкая песчаная кошка с береговым валом, отделяющим море от лиманного озера... Вода в озере соленая, много мертвых водорослей... Увалы берега одеты березняком, на отмелях осока. Молодые побеги осоки – острые и крепкие как шилья, небезопасны для путников в плохой обуви. В устье реки Семячек переправили лошадей. Я решил отправиться на разведку к южному заливчику озера. По берегу – вейник, повыше – березняк, а также заросли кедровника и рябинника. Путь прекрасной медвежьей тропой, которая ведет к речке, где окончила ход горбуша, на что указывают остатки обильных медвежьих трапез. Речка небольшая, светлая, по берегам березы, среди которых темной зеленью выделяется ольха...»
В окружении всех этих почти непроходимых зарослей, медвежьих троп и разместилась пихтовая роща, «чудо, которое небольшим уголком сохранилось только на реке Семячек», как потом напишет Комаров.
Строг язык ботаника: дерево средней вышины, стройное, кора гладкая, светло-серая, на более молодых частях буроватая, зрелые шишки прямостоящие. Чешуи почковидные, снизу бархатисто-опушенные (волоски короткие, рыжие...). Не стану перечислять все ботанические признаки вновь открытого вида. Их довольно много – от самых тончайших подробностей до легко улавливаемых даже непросвещенным взглядом. Ботаник, как и художник, доступными ему средствами рисует «портрет» дерева.
Первая разгадка камчатской пихты, описанной Комаровым, была разгадана. Но оставалась другая: каким образом это хвойное дерево расселилось здесь, на полуострове, прилепилось к устью реки Семячек? И почему именно только здесь и больше нигде?
Роща занимает всхолмленную окраину древнего лавового плато. Это обстоятельство натолкнуло Комарова на мысль, что данный вид случайно уцелел во время оледенения и является «памятником древних лесов, погубленных извержениями вулканов в доисторическое время». С выдвинутой гипотезой долго никто не спорил. Но вот, изучая пыльцу растений, сохранившуюся в геологических отложениях, исследователи доказали: пихта появилась на Камчатке гораздо позже, в конце первого тысячелетия нашей эры. Тогда, естественно, возникает новый вопрос: как семена пихты попали на Камчатку? Может быть, птицы их сюда занесли? Скажем, с острова Сахалина, где имеется родственный вид? Такие предположения сразу же отпали. Ближайшие области распространения пихты отстоят от полуострова на полторы тысячи километров, а в желудке птиц семена перевариваются после склевывания через полтора часа, иными словами, через 300 км лета.
Ладно, птицы тут ни при чем. Но разве семена не могли попасть в щели морских судов, которые приходили сюда с Большой земли?
Чьи же это могли быть суда?
Ительмены – коренные жители Камчатки – морских судов вовсе не имели. Да, но зато племена Курильских островов и Сахалина – тончи – были смелыми и опытными мореходами, они преодолевали на судах большие морские расстояния. Гипотезу географов, однако, тут же опровергли ботаники, доказав, что по целому ряду признаков камчатская пихта разительно отличается от сахалинской, и ее нельзя считать предком нашей камчадалки.
Споры продолжаются. Загадка, по существу, до сих пор не разгадана. Пока же грациозная пихта как редчайшее явление природы занесена в Красную книгу. Тут не разрешены никакие рубки – дерево должно быть сохранено для будущих поколений.
Несколько лет назад мне довелось побывать на Камчатке. С борта самолета Ан-2, принадлежащего противопожарной лесной авиации, я любовался единственным в мире, уникальным пихтарником. Была осень. Пожелтели листья берез, которые плотным кольцом окружили хвойную рощу. Обычно зеленая, сейчас она отливала приятной голубизной. Вот так чудо из чудес! Отчего деревья поменяли окраску, оделись в наряд, более подходящий для голубой ели? Разве пихта Комарова меняет цвет хвои? Нет. Все оказалось проще. С наступлением холодов хвоинки поворачиваются вокруг своей оси, а нижняя сторона их имеет голубоватый цвет. Возможно, это связано с тем, что хвоя камчатской пихты таким образом получает больше солнечного света, которого в осеннюю пору ей недостает. Скорее всего именно так. Но, может быть, пихта предлагает еще одну, свою загадку? Как знать.
Не станем заниматься досужими предположениями. Надо надеяться, что со временем лесоводы изучат все секреты этого удивительного вида...

Древний род сосны

Ай, во боре, боре,
Стояла сосна
Зелена, кудрива.

Народная песня

Как и любое дерево, сосна имеет только ей присущие свойства. Надо лишь уметь видеть. Приметливому глазу сосна откроет едва уловимые черты, особенности, различия. Их множество.
Вот хвоинка. Зеленая игрушечная сабелька. Узкая, остроконечная, двуострая, по краям зазубринки. Пучки хвои расположены вдоль побега спирально. Держится зеленая одежка два-три года, затем опадает.
Но разве так не у всех хвойных? В том-то и дело. У ели обыкновенной иголки раза в три короче, сидят поодиночке на крохотных подушечках-бугорках. Да и держатся на дереве пять–семь лет.
Шишки – тоже необманный ключик к распознаванию хвойных пород.
Вот зрелая шишка сосны. Длина миллиметров 30–35. Сильно утолщенные, ромбовидные щитки. Пустые сосновые шишки, которые сбросили семена, висят на дереве еще около года.
Еловая же шишка опадает сразу, в год вылета семян.
У сосны семена созревают к ноябрю, но шишки раскрываются в марте–мае. Вот тогда и начинается период лета семян – он продолжается примерно полтора месяца.
Один класс, одно семейство, а «характеры» совершенно разные. Ну а насчет кроны и говорить нечего. Кстати, возраст сосны можно узнать не только по кольцам среза, но и по форме хвойной шапки. К двадцати годам крона сосны – конус. К полувеку – крона яйцевидная. К ста годам округляется, приобретая очертания шара. А еще лет через семьдесят-сто вершина становится плоской, как крыша.
Сосна поистине вездесуща. Где только не встретишь ее. Она разбежалась по сыпучим пескам, забралась на кручи, нашла приют на «севере диком» – полярница, южанка, морячка, альпинистка... Сто восемь миллионов гектаров – вот такую необъятную территорию она занимает. Правда, есть в нашей стране уголки, где сосну не увидишь. Но об этом мы еще поговорим.
Сосна пришла к нам из незапамятных времен, из такой глубины времени, что и вообразить трудно. Ей почти 300 млн лет. Она из палеозойской эры. Именно тогда, в период карбона, суша заселилась первыми наземными позвоночными. Среди древовидных папоротников появились голосеменные растения. Я так и вижу первый хвойный лесок, на который с высоты своего роста взирают гигантские сухопутные ящеры. Над золотоствольным бором парят летающие страшилища птеродактили, а у кромки морского побережья плещутся ихтиозавры. Все эти животные давно вымерли, а сосна преодолела время. Каким выносливым оказалось крошечное темно-бурое семечко!
Зародыш положил начало тайге, борам, краснолесью.
Сосну с полным правом можно назвать прародительницей лесов. И как справедливо, что именем ее названо целое могучее семейство хвойных: кедр, ель, лиственница, пихта. Все они – сосновые!

Продолжение следует

 

Рейтинг@Mail.ru
Рейтинг@Mail.ru